1930-40-е
Яша родился в Пушкине. Здесь прошло его детство, отсюда пешком он ушел в Ленинград за двадцать минут до того, как город заняли немцы. Ему было тринадцать лет.
Духом этого места, где Александр Сергеевич провел счастливые юные годы, или какими-то другими неисповедимыми путями, провидение наградило Яшу сходством с поэтом. Рискну сказать, что это не исчерпывалось внешностью. Яша тоже обладал взрывным темпераментом и редкой остротой ума - сочетание, восхищавшее одних, злившее других и часто вредившее ему самому. Он нравился женщинам.
Помимо кучерявых волос, толстых (африканских) губ, темперамента, остроумия и обаяния, сам строй Яшиной души, его восприятие мира было поэтическим. Он жил как поэт - вдохновляясь и вдохновляя. Интересные становились с ним интересней, добрые - добрее, красивые - краше. Некоторым удавалось иногда парить рядом, другие благодарно наблюдали за его полетами, наслаждались этим фейерверком.
Но мир оставался материальным. Многих этот неуёмный человек раздражал. Как-то сразу его щедрая манера общения высвечивала их собственную скованность, заурядность, другие человеческие дефициты.
В фильме "Тот самый Мюнхгаузен" главный герой делает потрясающее открытие - существование дополнительного дня весны. В счастливом возбуждении от своего подарка человечеству барон спрашивает слугу Томаса, рад ли тот, что теперь в мае не тридцать один, а тридцать два дня. "Вообще-то не очень, господин барон, - отвечает Томас. - Первого мне платят жалованье." И барон замолкает. А потом грустно произносит: "Ты не понял..." На Яшином лице нередко появлялась такая грустная улыбка в ответ на непонимание окружающих. Между внутренней его красотой и пошлостью реального мира был диссонанс. За самыми вдохновенными каскадами остроумия таились одиночество и грусть.
И еще. Буйный темперамент и импровизационность артистической натуры странным образом сочетались в нем с организованностью и чувством ответственности. Порядку на Яшином рабочем столе мог позавидовать любой научный работник. "Я не люблю искать. Я должен протянуть руку и взять листок, который мне нужен." В концертных поездках его всегда назначали бригадиром, ответственным за всё, включая финансовую часть. Он выполнял обещания. Никогда не опаздывал.
Всё, о чем я пишу, было понято чьим-то любящим женским сердцем более полувека назад и выражено в четырех строчках:
Улыбнитесь, Вы обаятельны!
Вы под маской немножко грустны.
Вы всегда и во всем обязательны.
И Вы очень умно смешны!
* * *
Зимой 1943-го года 14-летний Яша Киперман улетал из блокадного Ленинграда. У него была дистрофия 2-й степени и плитка шоколада, которую его мама, Роза Григорьевна, долго хранила на самый черный или самый светлый день. "Если самолет взлетит," - сказала мама, - "ты съешь пол плитки, а другую половину отдашь Захару и Беле, у которых ты будешь жить в Челябинске. Если самолет не взлетит, ты принесешь целую плитку домой." Самолет взлетел. Яша развернул шоколад, остановиться не смог и приехал к Захару и Беле без подарка. В Челябинске эти добрые люди приютили его и заменили ему маму.
Прошло 47 лет. Шел первый год нашей эмиграции и третий год без Яши, который умер в 1987-м. В нашей бруклинской квартире зазвонил телефон. Молодой женский голос попросил маму. "Здравствуйте, меня зовут Мила Лурье. Ваш телефон я узнала в редакции "Нового Русского Слова". Вы были женой Яши Кипермана?" "Да." "Мама моего мужа, Бела Максимовна, попросила меня Вас разыскать. Яша жил у нее в Челябинске во время войны." Через несколько дней мама сидела в гостях у семейства Лурье и слушала рассказы Белы Максимовны про "неугомонного Яшку"; Захара уже не было.
Мила и Боря Лурье, 1990
Бела и Захар Лурье, 1930-e
А потом история повторилась. В новых поколениях. Дом Милы и Бори Лурье стал для нас в эмиграции почти тем же, чем за пол века до этого стал для моего отца дом Бориных родителей в эвакуации. С Милой, Борей и их друзьями связано многое из самого светлого и значительного в нашей 30-летней американской жизни. Радости общения и творчества, путешествия, борьба с болезнями, переживания утрат, драмы и комедии повседневности. Их сын Алик стал моим другом и оператором первого моего фильма. Я познакомил Алика с его будущей женой Аней, у них уже трое детей. А маленькому Яше Киперману уже 9. Надеюсь, когда-нибудь он прочитает эту историю.
Яша Киперман, 2016
* * *
Как Яшина теща села в поезд
3-го июля 1941 года 27-летняя Валя Лемчук привезла свою 8-летнюю дочь Наташу на вокзал, чтоб отправить ее в эвакуацию из Ленинграда в Ташкент. Наташа уезжала с музыкальной школой при консерватории, в которую ее приняли за две недели до начала войны. Увидев хаос погрузки, Валя, в чем была, без денег и документов, села в поезд и уехала с Наташей. Проводнику, проверявшему билеты, она сказала тихо, глядя в землю: "По особому распоряжению начальника эшелона." Через 15 минут она была уже "десятницей", ответственной за десятерых детей, с трехлетним орущим ребенком на руках (с принятыми в школу отправляли младших братьев и сестер, но без родителей). Валин импульсивный поступок, вероятно, спас Наташу. Она могла бы не перенести тиф, которым дважды болела в Ташкенте, а некоторые дети просто терялись в дороге (мы таких знаем - они выросли в детдоме). 40 лет спустя Яша, когда надо было снять напряжение в полемике с тещей, говорил: "Валя, я прощаю тебе все за то, что ты села в поезд."